С мерзкой тварью за компанию, пожирающей твои внутренности, еще можно мириться, если она не точит медленно голову. Продирается сквозь сетку нервных окончаний, выкручивает, когтями впивается в глазные яблоки -- в такие моменты Спэйт всегда поражался сам себе. Всегда считал, что хотя бы один его глаз уже ничего чувствовать не будет, и каждый раз разочаровывался в реальности. Где-то через полчаса отмокания, шипения на ноющие ссадины и мешающие всячески синяки, парень все-таки сдался и с матюками выбрался из ванной, разливая по полу воду, покрывая брызгами стены и стараясь не думать о том, что одежда к утру может оказаться сырой насквозь.
Подняв с пола плащ, Чарли покопался во внутреннем кармане и выудил небольшой пакетик со старательно свернутыми самокрутками. Когда отчаянно пытаешься существовать с адской головной болью и бессонницей, таблетки не  помогают, и приходится отчаянно искать другие, альтернативные пути решения проблемы. И если не алкоголь, так трава могли помочь заснуть. Спать хотелось, смертельно хотелось, однако даже под одеялом, примостив голову на подушку, одноглазый не мог отделаться от пронизывающей раздражающей боли и неприятных ощущений во всем теле. Шишки, синяки, и прочие радости процесса выяснения отношений были еще одним пунктом, который всем своим видом требовал обезболивающего.
Чарли поднялся с кровати, взял со столика свою мятую пачку сигарет и бензиновую зажигалку, порылся на полках небольшого стеллажа, и с потрепанной книжкой в руках, сигаретами и косяком уселся на стоящий в углу стул, как был -- голой задницей на седалище.
Уильям Блейк.
Закурив самокрутку, молодой человек вытянул ноги, бездумно разглядывая печатные строчки.
- He caught me in his silken net, and shut me in his golden cage. He loves to sit and hear me sing, then, laughing, sports and plays with me; then stretches out my golden wing, and mocks my loss of liberty, - медленно, нараспев пробормотал Спэйт, вглядываясь в ровные строчки букв, слов, складывающихся во фразы и положил книгу раскрытыми страницами себе на колени.
Где-то он слышал и это имя, и эти слова, но никак не мог припомнить -- где именно. Перед глазами вставали картины бесцветных степей, усеянных обломками камней, сухой травой, изредка пересекаемых мелеющими реками и слабыми, но дающими тень лесами. Безумные  люди, призванные перевести единственную душу через непрочные остатки воспоминаний, они казались самыми что ни на есть настоящими, однако даже сейчас парень понимал, что на самом деле все они - искусная выдумка чьей-то больной фантазии. Хорошая, качественная, но выдумка.
Затяжка-другая, и от мигрени остается только легкое пульсирующее ощущение.
Мир плавится под отблесками дыма, и вроде бы лень вставать, но бледный все-таки отрывает непослушное тело от стула, не выпуская книги из пальцев, тушит окурок в удачно подвернувшейся под руку тарелке. Падает на кровать и с тихим вздохом заворачивается в одеяло, прижимая книгу к себе. Ему кажется, что даже с закрытыми глазами он видит строчки стихов, чувствует, как в груди обмениваются клятвами вечной любви Небеса и Преисподняя, и на этом празднике, заполненном безумными песнями, бесконечно прекрасно бьет отблесками серебра по переплетениям корней лунный остров.

Отредактировано Charlie Spate (2011-08-19 19:36:47)

Честно сказать, он не слишком привык подрываться открывать двери по первому сигналу. Скорее просто -- подрываться и быстро, очень быстро собираться. Чарли резко подскочил на кровати, услышав громкий настойчивый стук, сделал это слишком резко и, утратив на мгновение восприятие реальности, в следующую секунду обнаружил себя на полу, запутавшимся в простыне и остро ощущая угол Блейка, упирающийся в подбородок. Так и проспал всю ночь, с книгой в обнимку, идиотина сентиментальная. Он с трудом вспомнил, что кого-то ждет. Неадекватный по утрам, он предпочитал все-таки просыпаться по будильнику, часа за два до контакта с миром, для того, чтобы прийти в себя и выйти из состояния не отзеркаливающего ничего овоща. Однако, сегодня попросту не повезло.
Твою дивизию... я... а, да...
Одноглазый потянулся, встал с пола и плотнее завернулся в простынь, предварительно отбросив книжку на сохранившую еще остатки тепла от человеческого тела кровать.
Дверь.
Дверь -- это всегда очень сложно.
За ней скрывается опасность, и это неоспоримая истина. Ты не знаешь, что будет, если ее открыть. Ты никогда не узнаешь, что хочет сегодня сказать тебе город, пока не отопрешь замок. Но на это надо еще и решиться. Парень медленно выдохнул и рывком распахнул дверь, потирая глаза свободной ладонью, разгоняя размытые контуры. Никогда не заморачиваться с замками. Никогда не смотреть на людей с утра пораньше. Два ключевых правила.
Ну какой смысл, в самом деле, пялиться на перемешанные расплывчатые цвета?
- А...
Чарли одним движением руки убрал с лица волосы и, слегка прищурившись, воззрился на гостя, с трудом узнавая не такие уж четкие в восприятии черты лица. Моргнуть раз-другой -- и контур обрисовывается.
- Сэр?
Бля... забыл. Молодец какой.

Он бы заорал панически, побился лбом о ближайший дверной косяк, но, увы, даже на это спящего разума навряд ли бы хватило. Парень смог проделать эти трюки отчаяния и ужаса только в своей голове, сомнамбулически направляясь в ванную. Воспринимать информацию было достаточно сложно, однако он старался уловить все слова, обрушившиеся на него потоком сплошного безумия.
Нераспакованная зубная щетка.
Неизвестно, почему, но внезапно Чарли испытал приступ почти панического ужаса перед этой невинной деталью обстановки. Создавалось такое чувство -- и оно нарастало по экспоненте -- что все уже  продумали, организовали. Очертили меловые дорожки, провели леску под напряжением -- ни шага влево, ни шага вправо. Ораничения по времени, определенно ограничения  по речевому этикету, которого молодой человек не знал в принципе. Еще немного, и эта паника оформится.
Но вместо того, чтобы рефлексировать -- что в принципе с утра невозможно -- Спэйт распаковал щетку и выдавил на нее немного зубной пасты.
- Утра. Хо-офо. Шпашы-о. А... Шошеди в шехле? - не вынимая щетки изо рта, он отвечал на вопросы-реплики Ковальски, на те, по крайней мере, которые запомнил. - Жде... тьфу, здесь кофе есть?
Чуть более посвежевший, одетый хотя бы частично и счастливо осознающий остатки зубной пасты на языке -- щиплет -- одноглазый вернулся в комнату, тяжело усевшись на кровать рядом с чехлом с одеждой. Тоскливым взглядом окинув "подарочек", парень провел пальцами по молнии, распахивая оную и глядя на качественный, добротный материал костюма.
- Нет, никогда. - Он недолго помолчал и нервно поддел ногтем серьгу. - А это обязательно?
Парень уже предвкушал, как сидит этот тканевый гроб. Неудобно, страшно запачкать, порвать. Да и в принципе на нескладной тощей тушке костюмы сидели отвратительно, какими бы они ни были хорошими. И движения сковывают -- в идиотских брюках так просто с ноги в лицо не залепишь -- материал не располагает. И бегать, бегать тем более невозможно. Пиджаки мешают, брюки цепляются... про ботинки вообще речи быть не может.
К концу дня я буду как русалочка. Бля...

Никогда. В следующий раз никогда не соглашайся на что-то сомнительное. В следующий раз.
Спэйт достаточно быстро, буквально на одном дыхании, вллез в этот костюм, с недоверием прислушиваясь к своим ощущениям. Это было действительно странно -- осознавать наличие одежды как ее отсутствие. А ни на что другое это сейчас не было похоже -- слишком мягкий материал, слишком дурацкий процесс застегивания пуговиц на рубашке. Чарли успел дважды запутаться, трижды выматериться, и под конец плюнув -- до кофе он ничего делать не станет -- закурить, параллельно пытаясь одними пальцами разобрать легкое подобие колтуна, внезапно явившего себя на затылке.
- Переживу, сэр.
Субординация. Это слово было очень хорошо знакомо одноглазому -- на понятии базировалась сама работа мелких банд. Не будь этого, все давно перегрызли бы друг другу глотки. Но проблема была еще и в том, что из-за всех нюансов, большие боссы всегда воспринимались как боги этого мира. Попробуй быть с богом на короткой ноге -- он тебе яйца оторвет и запихнет в глотку.
Чарли даже попробовал превозмочь свою толстокожесть и почти уловил атмсферу дружелюбия, исходящую от Ковальски. Что-то неформальное чувствовалось в манере этого мужчины разговаривать, только вот поддаться и что-то сказать, что выйдет за рамки официоза, парень попросту не мог. Как кот с поджатым хвостом и прижатыми к голове ушами, он присматривался, утробно рычал, если чувствовал, что что-то может нарушить привычный ход жизни, и нервничал до едва заметной дрожи в пальцах.
А тут еще старший приносит кофе.
- Спасибо, - буркнул в качестве благодарности юноша, хватаясь зачашку горячей "живой воды" и делая большой глоток под затяжку.
Как всегда пропустив момент того, что некоторые вещи бывают обжигающими. Выдохнув, неудачник поставил чашку обратно и потер рот тыльной стороной ладони.
Я, кажется, что-то слышал про потрошенных цыпочек. Эти что ли?
- Разговаривать? Бля...
Парень потер глаза и, очнувшись, потянулся к очкам, нацепив "авиаторы" на нос. Пусть лучше сидят как надо, сверкать рожей -- не самая лучшая идея.
Он никогда не пытался нарочно получить информацию, она как-то сама проходила через его уши. Стаи тем и хороши, что все все узнают без лишних напрягов... еще один плюс в корзину паники. Коммуникации, которые Спэйт обычно решал простым сорок пятым или ультимативной прямолинейностью.

Спэйт даже рискнул бы пальцы загибать или крестики ставить на запястье. Глубокая затяжка, глоток кофе -- он чувствовал, как жизнь возвращается в дурацкое тело, и как-то уже не особенно хочется сдохнуть только чтобы поспать. Зажав сигарету зубами, парень аккуратно и сосредоточенно застегнул рубашку и вправил в брюки, одернул пиджак и поскреб ногтем край манжета. Снял очки и сунул их в нагрудный карман -- пока дома, можно не волноваться -- оперся спиной о стену и закинул ногу на ногу, усевшись на стул.
- Из огня да в полымя, так говорят, да?
Ему казалось, что он - идиот. А, точнее, даже не казалось, а именно так и было. Надо было сначала интересоваться нюансами, а потом уже решать хоть что-то. Но, конечно, так никто не делает. По крайней мере, из привычного мира.
- Я не справлюсь, сэр.
Он покачал головой и искривил губы в имитации улыбки.
Он правда рискует не справиться ни с чем -- нет воспитания, нет знаний, нет вообще ничего, что изначально дается нормальным парням, которые в будущем могут добиться хоть какого-то расположения Семьи. Те книжки и фильмы, которые время от времени одноглазый мог перехватить, были всего лишь багажом, мало того что тяжелым, так еще и почти не достижимым.
- Я умею разговаривать только кулаками и пушкой, я стану обузой для Семьи.
Стадия номер один -- сомнения, ужас. Чарли коротко покачал головой и подкурил следующую сигарету от старой, затушил окурок и уткнулся в чашку с кофе. Возьмите животное и запихните его в критические для понимания условия -- сначала оно будет сидеть в темном углу, поджав хвост... а потом? Парень чувствовал, что рискует перейти в следующую "комнату" -- начать грызть руки, которые пытаются его кормить. И с одной стороны, ты прекрасно понимаешь, что эта идея -- максимально идиотская, однако ничего не можешь с этим поделать, как будто какая-то часть тебя самого заперла все сознание в маленькой темной комнате: не выбраться и не побороть это инстинктивное желание грызть пальцы.
Секундой спустя он бы предпочел забрать свои слова обратно, но все-таки никто здесь не хронавт и даже не хозяин машины времени, поэтому что остается? Курить, дергать себя за спутанную прядь и делать вид -- глупый, конечно, тут без вопросов -- что ему откровенно все равно, он справится, и это была всего лишь идиотская и весьма нелепая шутка.
Да и само ощущение было до очешуения неприличным -- два-три слова, и он уже думает, что вывалил слишком много.

Спэйт кивнул коротко и парой глотков добил свой кофе, резким движением затушив сигарету о покрытую тонким слоем пепла тарелку. Осознание идиотии собственного положения, вроде бы успокаивающие слова Ковальски -- все это наоборот действовало как красная тряпка для быка. Парень привык к тому, что от него что-то зависит, и подвешенное положение сейчас... Когда под тобой добрый десяток мелких, сам ты не то, чтобы высоко, но уже можешь задумываться об их будущем, это как-то привычно и удобно. Всегда есть дело, всегда есть проблемы, и справляться должен с ними сам. Каждый  день, каждый час должен думать о том, где достать денег, жратвы, время от времени помогаешь пацанам с тупыми подростковыми проблемами -- если уж сам их давно пережил. Все это было безбожно круто, удобно, голова была занята постоянно, приходилось мыслить не прекращая, а если доходило до терриориальных войн - тем более было легче. Теперь же, когда ты сам в очередной раз в роли кутенка на выгуле -- нет ни одной зацепки за суровую реальность, и это расшанное состояние бесит не  хуже сопливо-розовых девчонок в цветастых платьицах.
Сверху -- другие боссы, они как-то поближе, и мало того, что даже своего уже не пошлешь, так и старшего тоже не заломаешь. Потому что нельзя. Потому что уже ультимативно должен как земля -- фермеру. И долги здесь надо возвращать, даже если от одной мысли поджимаешься жопой.
Чарли чувствовал себя бесполезным и непроходимо тупым -- вот основная причина этих метаний из угла в угол.
Дай ему задание начистить рожу, продаться на ночь или порезать кого -- он бы с радостью это сделал, но в итоге ничего такого не предвидится. А иначе парень просто не умел.
- Я приложу все усилия, сэр.
По крайней мере, один плюс был очевиден -- Спэйт никогда не устраивал дебошей без должного обоснования. Так или иначе, ему требовалось подтверждение того, что человек -- кусок дерьма, и его необходимо проучить. А тут... скорее всего, все будет в порядке, волноваться не придется.
- Я... одну секунду.
Одноглазый метнулся в ванную так, будто его в задницу ужалили. Быстро пошарив по карманам сушащихся на обогревателе вещей, парень вытащил из джинс костяной кулон на порванной веревке и сунул в карман пиджака, так и вышел, не убирая руку и прокручивая в пальцах маленькое лицо боддхисатхвы.