Гости рассажены, все по местам. Напитки искрятся в бокалах, дымят сигары, сгущая воздух. Темнота, разбавленная только отсветами угольков на кончиках сигар. Миг тишины, затаенного ожидания. Уже не шуршит подолами прислуга, затих бармен, опершись на стойку. Время остановилось.

Блик. Вспышка. Рассыпающееся веером сияние, сплетающееся с язычками пламени свеч. Живой огонь и лазерные отсветы, растекающиеся клубящимся маревом под купольным сводом зала, играя витражными переливами на потолке. Потрескивание фитильков, наполняющее пространство запахами плавящегося воска с яркими нотками амбры и тамариска, тонким вплетением сандала и… конечно же роз. Как фирменный росчерк кисти мастера, до йоты, до пикселя выдержанный стиль. Слияние сказочного Востока и современного хай-тека. Где-то во всем этом мерцающем удушливом аду застыли гости, замерев за столиками, не рискуя прикоснуться к вину за живительным глотком, не посягая на затяжку ароматного табака. Их взгляды обращены к сцене, к покачивающемуся под легким движением воздуха шифоновому занавесу.
Звук. Нота. Рождающаяся в глубине зала, разбрызгивающаяся многократным эхом по хрусталю бокалов. Тонкая, нарастающая нота, звенящая струной ситара, дробящая ускользающую тишину на всхлипы. Надрывным плачем взрывающаяся восточной песней. Тантрической дрожью по телу присутствующих, колючим холодом по позвоночнику.
Шаг. Луноликая богиня выскальзывает из шифонного занавеса, как из благословенных покровов, являя миру злую наготу, вспыхивающую угольками страз, расчерченную замысловатым орнаментом лазеров. Блики рассыпаются по телу, играют с ним, ласкают, заставляя изгибаться в такт музыке, подставляться под невидимые пальцы, желать увидеть того, кто так незрим, кто нежит это тело. Испепеляющая вспышка страсти, как полный боли крик, призыв. Он в никуда. И к каждому, кто видит бриллианты слез, заледеневшие на ресницах экстазирующей богини.

Зал выдыхает, вплетая этот вдох в плач ситара. Новая постановка. И лишь ближе к бару, в самой глубине зала светится ярко-оранжевое сари, в которое облачен сегодня Эйдэн. Мэтр молча смотрит на начало представления, на гостей. Он необычайно спокоен и сосредоточен. И улыбается так, как никогда на выставках. Как никогда, когда его видят другие. Он блаженно жмурится, обоюдоострым взглядом препарируя зал.