- Тут всякое происходит. Но для того, чтобы тебя обобрали, подсыпав предварительно какой-нибудь дряни - нужно быть откровеннейшим лохом, на лбу у которого не хватает таблички подсвеченной неоном "Кинь меня".
Тод тихо рассмеялся и покачал головой.
- Ну, значит, тебе повезло и ты отгрёб себе самого настоящего лоха с поверхности, - улыбнулся он и почесал затылок, прикидывая, как это может сказаться на отношении к нему Гордона. По всей вероятности - никак.
И в этот самый момент философских терзаний Стив не доглядел, и Лавейен смачно грохнулся, едва не поцеловав землю, ну или как назвать ту дрянь, что служит полом в подземках? Странное дело, но в груди Стива что-то ёкнуло и похолодело на какой-то миг. Когда парень поднялся и отряхнулся, он безапелляционно перехватил его запястья, развернув ладонями вверх, оценивая полученный ущерб.
Ничего серьёзного, а всё равно не приятно. Ладони - очень чувствительная зона человеческого тела, наиболее информативная в плане тактильных ощущений. И Тод прекрасно знал, как это неприятно, когда сдираешь тонкий слой кожи. И ещё более неприятно, когда под неё забиваются мелкие острые камушки.
- Эх, ты, - мужчина поцокал языком и, достав из кармана свой нож, принялся методично вынимать всякую дрянь из под кожи. - Осторожнее надо, мальчишка. Наверное, в подземке это самая глупая смерть - расшибиться, поскользнувшись на льду.
И как ни крути, а Стив всё равно не мог откреститься от некоторой отцовско-покровительской нотки в настрое и в голосе. Гордон был для него совсем ребёнком. И пусть к этому ребёнку тянуло как магнитом, старше он от этого не казался. Вот только мужчина всеми силами старался об этом не думать, дабы избежать несвоевременному накату горячей волны возбуждения. Как-то очень не хотелось порочить то светлое, что сейчас было между ним и Лавейеном. Ну, по крайней мере не здесь.
Расправившись с инородными телами, Стивен исключительно на автомате облизал выступившие капельки крови, снова обнял парня за талию, но теперь покрепче и поувереннее, буквально прижимая к себе.
- Так ты по крайней мере не убьёшься, - пояснил он. - А дома обработаем твои царапины, ладно? А то чёрт его знает, что за хрень могла попасть.

- Нормально, - отмахнулся Стивен и улыбнулся. - Помню, был ещё студентом и мы с группой недоумков, вроде меня, рванули на Аляску, посмотреть на хаски и погонять в упряжке. Напились, уже и не помню по какому поводу. Сели играть в кости. А я взял и проигрался. Из чистого любопытства. В общем дали мне задание голяка искупаться в озере, а потом ещё и притвориться, что лето, жара, и я весть такой с понтом загораю, - тихо рассмеялся, вспоминая саму ситуацию и ощущения. - Так что нет, ещё держусь. Но пальцы уже помаленьку начинают замерзать.
Метров через десять Стив всё-таки решил застегнуться. Чай, не лето на дворе. Совсем не лето. И на разгоряченное влажное тело этот мороз действовал не наилучшим образом.
- Давай так, чтобы ты себе конечности не отморозил - суй руки мне в карманы. Теплее будет. Только гляди, не порежься, горе луковое.
Стивен шёл рядом с мальчишкой и почему-то думал о том, как они смотрятся со стороны. О том, что потом, дома, они будут пить кофе и греться, может быть Стив даже засунет мальчишку в тёплую ванную, чтобы тот окончательно прогрелся. А потом можно будет сидеть на диване или валяться, натянув одеяло по подбородок, и болтать обо всём на свете, пуская дым к потолку, но стараясь не шевелиться лишний раз, чтобы не напустить холода. А ещё можно будет прикасаться. Просто так. С подтекстом или без. Чувствовать под ладонями, пусть даже через ткань, настоящее тепло настоящего тела. 
На поверхности Стив полностью посвящал себя работе, а потому времени на личную жизнь не хватало. Да и, к тому же, жители "верхнего мира" настолько фанатично боролись за новый строй и законы, что каждая вторая девушка казалась монашкой, а каждый второй мужчина - импотентом. Ни тот, ни другой вариант темпераментного Стивена не устраивал. А искать что-то лучшее не было времени и возможности. Здесь же под землёй он разменивался на блядей, чтобы создать иллюзию присутствия второго человека. Живого и тёплого. Но иллюзия как-то не строилась, рождая ещё большую неудовлетворённость и злость. А вот сейчас... Сейчас, даже если окончательно отказать себе в мысли о сексе, было здорово. Так, как хотелось всегда. Так, как мужчина считал правильным. А потому - искренне наслаждался каждым моментом.

Стивену доводилось видать разруху. В совершенно разных проявлениях. И в подобных - в том числе. Единственное, чего не мог представить мужчина, так это как среди всего этого можно жить. Ну, разве только если эта зона меньше поддаётся денежным оббирательствам при сохранении условий подачи электроэнергии, отепления и горячей воды. Других причин обитать в подобном пиздеце (а иначе это не назовёшь) Тод не видел.
Он лавировал между обломками бетона, секла и то тут, то там торчащей арматурой с ловкостью дрессированного льва, умело огибающего расставленные кегли. При чём делал это почти бесшумно. Видимо, служба таки сказалась, научив выбирать верную и безопасную дорогу. Куда больше он волновался за мальчишку, который вполне мог грохнуться на ровном месте, как уже понял мужчина. И вот тогда простыми манипуляциями с ножом и перекисью не отделаешься. И дело не в том, что Стивену это было бы в тягость. Просто не хотелось чтобы парень покалечился, да и всё. Хотя на всякий пожарный олдскульный перец уже продумал план действий, включая то, как выбраться отсюда наверх и кому стоит звонить в случае необходимости.
Но, слава богу, ничего такого не произошло и совсем скоро можно было подняться на платформу, чтобы свернуть в одно из бывших подсобных помещений, где, судя по всему и обитал Горди.
- М-да... Ну, и нашёл ты себе вписку! - покачал головой Стивен. - Тут кроме тебя вообще кто-нибудь живёт? Или ты, как последний из могикан хранишь суверенность этой территории?

===> Конура Лавейена

Холод - самое ненавистное после ломки чувство на свете. Ломка, особенно героиновая, разумеется, куда хуже, но только потому, что в ней можно различить еще с десяток чувств. И жуткий, пробирающий до костей озноб тоже будет там присутствовать: уж Шэннин знала об этом все и чуть больше.
Она вмазалась пару часов назад, причем сегодня достала наркотик у нового дилера и теперь готова была его убить за чересчур грязный товар. Результатом стал продолжительный отруб, в котором девушка провалялась, по ощущениям, около часа (у нее давно уже не было часов, чтобы проверить свои предположения). Очнулась с иглой в вене посиневшей и потерявшей чувствительность руки, поспешно выдернула шприц и опустила рукав куртки, старательно растирая конечность. Мисти трясло сразу и от некачественного героина, и от холода, от которого не спасала осенняя куртка (прошлогодний подарок одного богатого клиента). Нет, в том... месте, где она обитала, валялась еще совсем старая "аляска", на которой Ханна обычно спала, но одевать это драное нечто, собираясь на поиски клиента? А именно этим она и собиралась заняться ближе к вечеру, но по чистой случайности подфартило намного раньше.
Теперь можно не нервничать, а на оставшиеся деньги поискать забегаловку с горячим кофе. Есть Шэннин уже давно не хотелось...
Она шла быстро, пытаясь согреться хотя бы на ходу, и радовало девушку лишь отсутствие сильного ветра: и без него хотелось повеситься, чтобы прекратить вообще что-либо чувствовать. С ней здоровались такие же проститутки-одиночки, Мисти кивала в ответ и не останавливалась.
У нее никогда не было друзей. Только эти "бабочки", которым чаще хотелось просто оторвать крылышки и забыть о самом факте их существования. И был Гордон. Единственный, возможно, человек, которого не особенно отпугивал характер Ханна и ее манера общения. Брюнетка даже как-то по-своему была рада время от времени его видеть, поэтому не было ничего удивительно, что, заметив неподалеку парня, она решилась подойти.
"Один хрен делать нечего".
- Привет, - немного невнятно пробормотала девчонка, непослушными пальцами вылавливая из кармана зажигалку, прикурила и снова закуталась в курту на манер замерзшего воробья: чуть приподнимая плечи и втягивая голову.
"Стоило потратиться на шарф, наверное".

Нормальные люди в подобных ситуациях говорят "спасибо", девушки еще могут смущенно улыбнуться и похлопать ресницами, а парни, как правило, предпочитают показать свою не менее геройскую натуру, и возвращают вещь обратно с эдаким небрежным "не стоит волноваться, чувак". Шэннин никогда не была нормальным человеком, а тем более кокеткой, и просто кивнула после мгновенного колебания, застегивая молнию и наблюдая, как Гордон хлещет коньяк.
Когда тебя каждый день раздевают чьи-то не всегда чистые лапы, вольно или нет начинаешь ценить те руки, которые стараются одеть.
- Уже отработала свое, - она пожимает плечами, но не показывает, что тема чем-то задевает и стоит ее закрыть, зачем? Если и есть на свете вещь, к которой Мисти относится абсолютно, совершенно невозмутимо и параллельно, то этой вещью является проституция. Переживать после каждого клиента - это же никаких нервов не хватит, а со здоровьем у брюнетки и без того хватает проблем, поэтому здесь пофигизм единственный выход. Один из тех мужчин, что пользовались услугами малолетки постоянно, как-то упомянул "принцип патологоанатома", название которого сам и выдумал. Сначала тебе страшно, потом на смену страху приходит отвращение ко всем этим трупам, но проходит несколько месяцев монотонной ежедневной рутины, и ты просто-напросто привыкаешь к тому делу, которым занимаешься. Через пару лет видоизмененная мораль уже не имеет ничего против того, чтобы спокойно пить чай на столе, с которого только что убрали тело, предварительно застелив его (стол) клеенкой.
А Ханна теперь жила по "принципу шлюхи", причем в общем алгоритме действий находилась на предпоследней, если не на последней ступени. В этом нелегком деле ей отлично помогли принципы сироты, бродяжки и наркоманки. И постоянная нужда в деньгах.
Употребление героина - куда более сильный стимул зарабатывать, нежели, к примеру, семья и четверо детей.
- Приятный выходной?.. - медленно переспрашивает Шэннин, берет логическую паузу и методично опустошает предложенную бутылку примерно на четверть. Ей немного смешно от непроизвольного сравнения. Вроде бы стоят обычные парень и девушка, он предлагает ей приятно провести время... и только они вдвоем прекрасно понимают, что секс в список "дел в свободное время" не просто не входит, но и вычеркнут из него жирным черным маркером. - А что у тебя есть?
Вопросец вполне так в ее духе, удивляться нечему.

- Да здравствует травка? - невольная улыбка одними кончиками губ. Да, косяк сейчас не помешает, ей давно пора бы расслабиться и забыться: сегодняшняя доза, может, и отсрочила ломку, но никакого ожидаемого кайфа, само собой, не принесла. Трудно кайфовать, валяясь без сознания, не находите? А кайфовать, когда кажется, что рука вот-вот отвалится вслед за остальными частями тела, еще проблематичнее.
- Что угодно за твои деньги. Ну... - она с самым серьезным выражением лица смотрит на Гордона, отворачивается и выдыхает сигаретный дым, пряча за ним немного приподнявшееся настроение, - почти что угодно. Ты все-таки обещал мне выходной.
На этом идиллия нарушена: Мисти недовольно дергает головой, отступая на шаг назад - случайные прикосновения она не любит. По правде, она никакие не любит, но такие вот дружеские жесты в стиле "пожать руку - потрепать по волосам - обнять при расставании" терпеть не может особенно, и всячески от них увиливает. Как когда-то говорил психолог из интерната, все дело в отсутствии матери и бла-бла-бла, ребенку в детстве не хватило тепла... нет, для нее все куда проще, потому что посягать на личную территорию Ханна можно только оплатив эти попытки предварительно. И здесь даже у Лавейена не было никаких особых прав. Спасибо хотя бы за то, что не обматерила, не зашипела и не ушла. Просто отстранилась.
- Бледнее обычного? - Шэннин удивленно приподнимает брови, - А что, есть куда совершенствоваться?
Вопрос она в своей привычной манере игнорирует, не считая нужным сейчас вываливать на Гордона свои мелкие траблы. Дилеры, некачественный товар и просто скотское настроение - ему пояснять не обязательно, все равно никакого толку от рассказов не будет. И ей легче всяко не станет, помочь здесь может только доза - но колоть вторую за день нет ни желания, ни возможности - или та же травка, поэтому девушка делает несколько глубоких затяжек, меланхолично наблюдая, как тлеет табак. Сигарета по щелчку пальцев падает в нескольких метрах от парочки.
- Зато ты весь просто светишься, - ах да, еще неплохо спасает алкоголь. В данном случае коньяк, которого осталось уже меньше половины бутылки. Плевать, Мисти давно нужно намного больше, чтобы опьянеть. А даже если она сейчас и захмелеет, то кого это волнует... - Назови парочку причин, я тоже хочу попробовать.

>>>> внешний мир

Хель сидит на черном троне, и одна половина лица у нее цвета мяса. Все дороги смертных ведут в Хель. Гибель в бою - слабое лекарство. Только для избранных. Только для наружного применения. И тени, тысячи теней караванами идут по черным пустыням ледяного Нифльхельма, вниз, вниз, вниз.. Так холодно, так темно. Никакого суда, никакой справедливости после смерти. Только дорога вниз.
Или это просто Ад, где забыли развести огонь, а потом решили, что в целом вышло не хуже. В Аду без огня воздух режет легкие, а прикосновение к металлу оставит твою кожу примерзшей к нему - уже отдельно. Никакого лица под капюшоном полярной ночи. Никакой надежды на будущее. Даже на тепло. Не согреться.
Здесь, под землей, вымерзают кости города. Новый, прекрасный мир, так напоминающий старый, коллос - с ногами, глиняными по древнему дизайнерскому решению. Иглы будущих небосчкребов. Такая громадная масса на тонкой как скорлупа крыше новорожденного ада. Немного больше - и мир рухнет вниз. В ледяную темноту. Она сидит здесь. Не дышит и ждет.
Джереми спускался. Причина была оставлена шагов двадцать назад. Воротник куртки поднят повыше. Очередная сигарета в губах. Огонек. Снайпер стреляет в третьего из прикуривающих от одной спички. Никогда не забывай. Он затянулся, выпустил дым. Его снайпер, видно, был на обеде. Или мертв. В который раз. Гулко шаги отдаются эхом в кровеносной системе города-воскресшего мертвеца. И бежит по ним совсем не кровь.

Здесь, под землей, ветра не существует. Но воздух не статичен. Там, где он действительно не движется, живые не дышат. Нечем. Но вентиляция была времена назад спроектирована хорошо, честь и хвала инженерам-конструкторам и рабочим-строителям. Где-то обвалилась земля. Где-то внутренности подземного мира из развороченных ран на поверхности открыты миру внешнему. Воздух не остановился. У него есть направления.
Направление можно почувствовать кожей, к которой прикасается он. Или на вдохе. Или по сдвинутым прядям волос. Человеку дана богатая рецепторная система, слава богу и эволюции млекопитающих. Воздух тянул дым от сигареты за собой, дальше в лабиринт тоннелей. Минос бы охуел от зависти, выпади ему шанс взглянуть на это воплощение будущего человечества. Здесь бродит не один Минотавр. Здесь бродит такое, что даже чудовища некоторые участки обходят стороной.
Табачный дым. Глаза Джереми привыкли к темноте. Он был не чудовищем. Он чувствовал себя как дома. Он и в аду чувствовал бы себя так же. Струйку продуктов горения табака, бумаги и черт знает чего еще тянуло дальше. И парень выбрал ее как единственного проводника.
Но Бог сказал - да будет свет. И было это очень давно. Здесь не случалось Бога. Случился звук. Шаги. Человек. Голос. И.. О'Ши обернулся. Резко. Напрягся. Враги. Кругом. Каждый. Врагов убивать надо. Врагов убивать можно. "Что, опять?" - мысль вспыхнула угольком в кромешной ночи. Погасла. Ушла. Этот незнакомец напоминал прежнего. Будет весело. Обязательно будет.
Он растянул губы, медленно. Ухмыльнулся.
- Дьявол выгуливает своих гончих.
Прежний жест. Помятая сигарета в пальцах. Протянутая рука. Пароль - отзыв?

Отредактировано Jeremy O'Shea (2011-09-14 19:27:48)

И если судьбы нет, если все наши жизни - стечение обстоятельств, теория вероятности, математическая логика реальности, если каждая встреча - просто пересечение двух или более кривых дорог на израненном теле мира, если за каждый поступок отвечаешь только сам, своей кровью, плотью, жизнью, бессмертной душой, если так, то что остается нам?
Он рассматривал незнакомца. Выхватил из общей картины бегающий взгляд, страх, любопытство, неуверенность, волосы, шарф, глаза. Возраст от 30 до бесконечности. Нет, не тот. Но кто знает привычки тварей во плоти, да на земле, да под землей. кто знает, тот молчит. всегда молчат мертвые, хорошо сомкнуты их губы. Но этот - слишком живой.
Что остается нам, если есть встречи и нет судьбы? Нам остается - здесь и сейчас. Место и время действия.
А актеры, как обычно, лажают.
Не опасен - это приговор. Лучшая маскировка детей рода человеческого. Он не вздрогнул, когда его коснулись. Хлопок по плечу. Вторжение в личное пространство. Кощунство. Ладно. Ухмылка осталась прежней. Сигарета, зажатая в уголке губ. Почти вышедшая. На сколько затжек тебя осталось?
Джей выпустил дым. И смешок. И голос - пусть погуляют на длинном поводке. Голосу это понравилось. Он стал глубоким и мягким, похожим на ранее упомянутых представителей семейства фелис. И совсем не отдавал войной. Хотя..
- Никак нет, сэр. Кошки в полной безопасности. - щелчок пальцев в кожаной перчатке, окурок вспыхнул, отлетел в сторону. Прочертил пораболу в воздухе, почти перпендикулярно направлению его движения. Упал. Угас. Умер.
Взгляд тоже упал. Миг. Статуэтка в руке незнакомца. Любопытная.
-Ты не местный? Что это за хрень? - парень кивнул на статуэтку.
Пока эта жизнь не наскучила нам, пока не претит говорить слова, нам остается.. сейчас, здесь, всегда здесь, сейчас.

Но если судьба существует.. Как тень, которая тащится по твоему следу годы и годы и годы и годы до самой смерти, как незнакомец в черном плаще с поднятым воротником, который ждет за углом, грея сигаретой губы, а руку прикладом, как стечение обстоятельств, которое выводит твою дорогу на траекторию грузового автомобиля, когда водитель отвернулся проводить взглядом очередную блондинку. Если она есть - в каждом твоем шаге, жесте, взгляде. Если так, то за что ты отвечаешь?
За всё.
Ухмылка осталась на его лице. Из тех гостей, что приходят и задерживаются надолго. Иногда навсегда. На лицах мертвецов. Где, как бы ты хотел закончить свои дни на этой бренной земле. Я не умру сегодня. Я никогда не умру. После смерти я вернусь сюда и найду вас всех. Каждого.
Он протянул руку и уперся пальцем. Не в человека. Человек интересовал его все меньше. В лоб статуэтки. Как выстрел в упор. Хмыкнул. Погладил.
- Я знаю его. Дхарма. Мы давно знакомы. С ним. И с Шивой. Это твой бог?
Снова псы. Снова те же. Все религии мира имеют точки пересечения. Возможно, правда - именно в той фигуре, углы которой они обозначают. Правда спит и видит сны о тех, кто уже не проснется. Древние боги спят, спят, разрушая во сне уже рухнувшие миры. А мы не спим. Жизнь слишком коротка. Побежали. Взгляд прямо в глаза. Совершенно спокойный, отстраненный. Окна за шторами.

- У тебя нет бога? Печально. - мягкий, спокойный тон. Полное осознание происходящего. - Но не противозаконно. - усмешка.
Пальцы в кожанной перчатке сомкнулись на свободной части статуэтки. Иногда боги приходят в этот мир. Касаются его кожи своими почти материальными ступнями. И оставляют следы. Иногда люди становятся равными богам. Предположительно. Я еще не сталкивался с такими. Пожалуй, ни одного из них нет в живых.
Наверху, под тоннами промерзшей почвы, обнимается с метелью Бруклин. Целуется с холодами Нью Йорк, старый добрый феникс. А здесь. Здесь достаточно тихо, чтобы говорить начистоту. Лучшая политика. Не в этот раз.
"Что я готов отдать? Жизнь, твою жизнь." Нет. Ни звука. Он просто ухмылялся, глядя человеку в глаза. Люди такие живые время от времени. Они боятся очень красиво. Лишь когда человечек мрет, он не врет.
- Отдай мне его.

- Спасибо.
Это всегда - вопрос цены. Желания - кот в мешке. Ты загадываешь. Вслепую. Все исполнится. И за все придется платить. Рано или поздно, так или иначе. Ты не знаешь цены. Ты узнаешь ее, только когда тяжелая рука судьбы ложиться тебе на плечо и голос не легче произносит - тебе в затылок, как выстрел - пришло время платить по счетам. Сплошная кредитная зависимость.
Но чтобы это было правдой, нужно верить в судьбу.
Или в свободу выбора.
Свобода выбора существует. Ты выбираешь на свой страх и риск.
Верный выбор.
Он аккуратно, все так же держа статуэтку за голову, поднес ее к себе, расстегнул куртку, убрал за пазуху, не глядя. Там, конечно, не Индия. Но климат все же получше внешнего. Застегнулся. Снова поднял воротник куртки. Все это время серые глаза внимательно следили за этим случайно попавшимся на пути человеком. Ловили жесты. Уверенный, внимательный взгляд. Говорят, у большинства убийц светлые глаза. Врут, черти. Но все-таки.
Чужой страх неимоверно притягателен. Наркотик. Лучше. И, заметь, совсем не вредно для здоровья. Джей улыбнулся шире. Тот отступил - Джей сделал шаг к нему, закон сохранения во плоти. Тот открыл пасть, Джей наклонил голову на бок и выслушал. Моргнул. Искра удивления. Впустую. Никакого пожара. Рассмеялся.
- О да! Твой бог любит тебя, ты в курсе?
Хлопнул человека по плечу. Чтобы он точно, точно догадался, о чем речь. А смех опередил их, он сбежал, эхом рванулся дальше по тоннелям, отражаясь от стен и меняя форму, совершенный оборотень. Там, куда он долетит, в нем не увидят ничего человеческого.
Впрочем, кору здесь слушать. Разве что крысам да рельсам, по которым никогда не пойдут поезда. Никогда больше. Никогда. Никогда. Мы все встретимся там, где умирает эхо.

Отредактировано Jeremy O'Shea (2011-09-15 00:56:19)

Смех кончился, вышел, весь утек в коридоры, в дальний, возможно, неведомый мир. Представь себе поколения и поколения людей, которые никогда не видели солнца. Представь, что даже из их сказок стерлось воспоминание о нем. Их белую, тонкую кожу. Бесцветные волосы. Пустые глаза. Слепые. Бесполезные. Здравствуй. Добро пожаловать. Еще немного - пару часов - и ты присоединишься к этому племени.
Ведь они уже слышали твой голос. Знаешь, у них чертовски чуткий слух. А если не знаешь, то узнаешь, поверь мне, и узнаешь очень хорошо.
Но в подземельях это не самое страшное. Нет зверя, страшнее современного человека. Американца например. Вся массовая культура ХХого века рассказывает об этом сказки. Между строчек. 25-ым кадром. Ощущением времени. Ныне же - новый век. Эволюция - великая вещь. Выживает сильнейший. Лучший хищник. Например, кто?
Второй так улыбался. Тянул губы. Фальшиво. Его выдавали руки, теребящие шарф. Шарф Джею тоже понравился. Хороший шарф. Годный. Ломанная фигура. Желание выжить - огненными буквами, как послание господа Соломону. Христианский бог, похоже, держал отдельного дизайнера по шрифтам в штате PR или внешних связей.
Он обаятельно улыбнулся. Вскинул брови. Мотнул головой. Полез в карман. Мятая сигарета в губы. Товарищу. Чтобы прекратил нести чушь. Щелчок зажигалки у кончика раковойпалочки. Каждый раз, когда вы курите, вы делаете смерти минет.
Страх - это так вкусно. Страх - это ощущение собственной силы, ощущение власти над жизнью и смертью. Обещание бессмертия. Безнаказанности. Потому что каждое твое слово и дело - закон.
- Страшно?

Ныряй в самого себя. Глубже и глубже. В самую темноту, где вода черна, как кровь демонов, где холодно, как в скандинавском аду, где последние пузыри воздуха слетают с твоих губ к поверхности - все быстрее и быстрее, покидая тебя навсегда. Не бойся. Ты когда - нибудь пытался заглянуть на самое дно? Дотронуться до него ладонью? Ты знаешь, что там скрывается, какие твари свили там себе гнезда, в самых темных и холодных расселинах твоего разума? Чем они думают, чем питаются? Ты действительно хочешь знать, какие руины лежат там на дне? Нет времени. Нечем дышать. Пора возвращаться к реальности. Выныривай. Выдыхай! Вы-ды-хай.
Усмехался, мягко, как кот, и так же, как шаг кошачий, сказал. Утвердительная интонация.
- Было.
Он закурил сам. Затянулся. Веки опустились - на четверть возможного расстояния. Взгляд изменился. Как под череп заглянул. И снова здесь и сейчас. Протянул руку, взял второго за плечо. Крепко. Пальцы замерзли - перчатки не больше чем еще один слой кожи. Никакой подкладки. Тот, второй, тоже заглядывал в себя. Иногда очень хочется подсмотреть, что думают люди. Прочитать их, как книгу. Прогресс умер. Науке до этого ползти и ползти.
- Да ты продрог, как освежеванный кролик в морозилке. Рассчитывал, что здесь лето?
Джей пошутил. И сам рассмеялся. А смех снова рванулся бежать. может быть, он преследовал целью распугать летучих мышей где-то там, далеко, под потолком очередного тоннеля. Здесь им было самое место.
- Знаешь, в Детройте снова могут убить за пару сапог. Постоянная практика. Здесь это похоже, не принято. Как минимум, наверху.
Парень сощурился.
- А мертвецов отдавали птицам огнепоклонники. Ближний Восток. Сейчас кто-нибудь кормит этих вонючих тварей в районе Тибета. Если там остались выжившие. - поморщился. - Стервятники воняют.

Сигареты не помогают, когда душа не на месте. Улетают пачками. От них начинает тошнить. Горчит во рту. Сухо в горле. И этот кашель. Все ждешь, когда в мокроте будет кровь. Просто так. Чтобы выяснить предел своих возможностей. Количество жизней в правом верхнем углу экрана. Чу, прогресс бар мигает. Последние 20 процентов. А аптечки в реальность еще не имплементировали.
Но душа на месте. Значит, все по кайфу. Делай, что хочешь. Значит, будь что будет и легка дорога твоя.
Плечо второго было холодным. Еще бы. При такой температуре путешествовать без верхней одежды чревато обморожением. Воспалением легких. В этом мире есть масса забавных болезней.
А он держался так живо. Видеть жизнь во плоти и крови - еще одна сторона этого клевого кубика реальности. Она бьется как сердце.
Джереми фыркнул.
- Нынче это дешево. Иногда бесплатно. - усмехнулся. С вежливым интересом. - Да? Он был без сапог? Здесь я мертвецов давно не встречал.
Они все были еще живы, когда я встречал их. Некоторые живее тебя.
Что я здесь делаю?

- Правда? - Джей скривил в усмешке голос. Он снова стал ледяным, похолоднее среды внешней. Как метель там, над землей. А здесь, в подземелье, он был ее исполняющим обязанности. Хорошая шутка. Его должны были найти. Потому что становилось слишком, болезненно скучно. Никто и никогда не найдет даже следа моего, даже имени моего не узнает, как не узнает и кем был я под солнцем и под гулкими тоннелей сводами, мужчиной, женщиной, человеком ли. Веселое время идет, дорогой товарищ, и веселое время не кончается. Мир изменил большие города, но там, за границей Нью-Йорка, там куда ветра с Гудзона не долетают, о, там по прежнему идет война. То, что строят здесь - тщетная попытка восстановить прекрасное - хах - прекраааасное прошлое, блеск цивилизации. Но настоящий новый мир пустил корни там. Он растет, как раковая опухоль. Он не собирается умирать. Отступать тоже. В эти интересные времена будет ли кто-то способен найти одного человека с кровью на руках. О да. Да, детка. Делай, как я сказал. Вот так.
А в этом городе умер мой брат. Вечность назад. До войны.
Смотри, этот смертный пытается вырваться из твоих рук. Слушай, как он кричит. Это истерика. Существует такой тип темперамента. Он точно не воевал. И как же он выжил, такой веселый мужик. Как он остался таким живым. Любопытно? Мне тоже любопытно. А еще я знаю, что никто не защищается яростней крысы, загнанной в угол.
Парень резко отбросил руку от плеча мужчины. Быстро. И влепил ему звонкую оплеуху продолжением движения. Слышишь, эхо. Поймал за лицо, обхватив ладонями. В глаза посмотрел. Проникновенно. По-удавьи. Со спокойствием немецкого танка. Приказал.
- Успокойся. Сейчас.

Отредактировано Jeremy O'Shea (2011-09-15 23:56:14)

Я стою - как сейчас, перед вами, на пороге этих страшных времен. Спиной к ним. Я выйду наружу. За моей спиной глухо хлопнет дверь. Прощайте.

Лица людей - это отдельная песня. Нам даны десятки мышц только для того, чтобы отображать эмоции. Хмуриться. Улыбаться. Смеяться. Как гвозди микроскопом забивать, честное слово. Это - карта души, каталог страданий и горестей человеческих. На лице парня с ирландской фамилией не дрогнула ни одна. Веки не шевельнулись, хотя живому человеку положено моргать не реже 25 раз в минуту, чтобы увлажнить поверхность глазных яблок. На вкус напоминающих яйцо. О нет. Он смотрел и смотрел внимательно. Это сказка без начала, конца и слов. Фильм без кадров. Лицо, которое он держал в черных перчатках, менялось. Показывало фильм про то, что происходило у второго в голове. Вот - шевельнулись губы, но прочитать ничего не удалось. Дернулась под ладонью щека. Ты не разгадаешь этот шифр мальчик. Но так хочется, мама. Можно, я еще посмотрю? Джереми, с кем ты разговариваешь. Она давно умерла. Я знаю. Знаю.
Его схватили за локти - он не отреагировал. На него смотрели. Он забыл. Только голос услышал - вырвался. Ухмыльнулся криво.
- Так-то лучше, солдат.
Слова - они приходят ниоткуда. Когда хотят. Было пиздецки холодно. Было нервно. Слишком много времени на одном месте. Слишком долго - мимо реальности. Под толстой подошвой его правого ботинка скрипнул, раскололся осколок стекла. Прозвучало, как выстрел.

И смешок тоже отдавал выстрелом. Бывают в жизни моменты, когда на выстрел похожи и стакан молока, и кошка, свернувшаяся у твоих ног, и голос начальника в телефонной трубке, и твое собственное имя. Война никого не отпускает живым. То, что ты выжил, не имеет никакого конкретного значение.
- Где служил?
А еще - война катализатор. Я уже говорил. Было в тебе немного добра - станешь героем. Была капля зла - выйдешь из очередного боя чудовищем. Обтачивает, как скульптор, фанат гиперболы и острых углов. И живи потом таким. И пиздуй с этим куда хочешь. Со своими грехами, подвигами, кошмарами, болью, смертью на руках. Или с пустыми руками. Или с миллионами долларов в дипломате. Или с миллионами последователей за спиной. Это просто такая лотерея. С неявным выигрышем. Ну а если в тебе ничего не было, ничего и не прибавится. Будешь милостыню с пустыми глазами просить, да джунгли Вьетнамски наблюдать как веки закроешь. Не зря говорят - каждому по вере.
Второй успокоился, конечно же. Стал человеком, правда, ребята? Похоже, уже не настолько живым. Джей убрал руки в карманы и усмехнулся левой половиной лица. Люди похожи на яйца. Никогда не знаешь, тухлое оно или нет, пока не разобьешь. Оно вообще может оказаться крокодильим.
- Не спи, замерзнешь. За мной.
Развернулся и зашагал в темноту тоннеля дальше, куда и шел. Здесь достаточно направлений. Если будет некуда идти, можно начать копать. Человечество всегда так делает, когда падает слишком глубоко.

Отредактировано Jeremy O'Shea (2011-09-16 20:42:51)

А был ли город - там, высоко наверху, на тоннах земли, существовал ли он когда-нибудь на самом деле? Соединенных Штатов Америки больше нет. Одного взгляда на этот разлагающийся труп достаточно, чтобы понять. Больше не существует США. Только мегаполисы-призраки, как капли росы на паутине осенним утром, держаться на старых связях. Весь мир. Ветер тряхнет нити. И нет их. Так был ли город? Или это все приснилось мне? И снова ночь, и мне 20, и кто-то идет рядом? В этой темноте, в этом холоде, пробирающим до костей, до души, можно поверить во что угодно.
Джей верил мало. Больше себе. Всегда только себе. Шаги второго товарища отдавались гулким эхом, отражаясь от покатых стен тоннеля. Тоннели - как вены внутри. Или норы. Черные норы безымянных тварей которые живут у центра земли, едят сердце планеты и им, пережеванным, кормят древних арийских богов, на поиски которых столько времени убили нацисты. Если прислушаться, можно услышать, как шелестит обшивка тоннелей об их никогда не видевшие света тела. Они едят людей, полюбому.
Шагов Джереми почти не было слышно. Хотя вот он, здесь, по левую руку. Косит на второго, не поворачивая головы, по-птичьи. С поправкой на анатомию человека.
- Далеко. Граница с.. - смешок. - "Ненастоящей страной".
Тем более. Нужно коситься. Морская пехота. Самый цвет. С тем же успехом можно было скзать ВВС. Или межпланетные войска. Это не подходило, не вязалось с попутчиком, ни разу. Но Дьявол - большой шутник. На пару с судьбой они так отжигают, что хоть смейся, хоть плачь. Если ты еще жив. И твой язык на месте. Язык так легко отрезать. Положено подавать на стол в охлажденном виде и вареным.
- В каком звании? - голову уже развернул. Смотрит, щурится. И все ноги переставляет. Вперед идет, значит. А вспереди - все тот же унылый пейзаж. Можно вечность идти по этому подземелью - и никаких тебе позитивных изменений. Одна только черная тоска. Одна только черная кровь под кожей.
Отвернулся.
- Когда идешь - теплее. В жилых районах - теплее. - криво усмехнулся. Каким-то своим мыслям. Боковым зрением за товарищем следить не перестал. Весело, друзья мои, жить на этом свете. А помирать - только по хардкор.

Нет, однозначно такую погоду придумали полнейшие моральные уроды. И не иначе. Кто бы в здравом уме и рассудке придумал такую холодрыгу, когда даже подбитая мехом куртка (ха-ха, мех искусственного песца!) не спасает от ледяных пальцев минусовой температуры февраля. Однозначно самое дерьмовое время в году это декабрь и февраль. Особенно здесь, в Нью-Йорке.
Джонни брел по тоннелям не особо разбирая дороги, мучимый тяжелым похмельем. Какое время суток или хотя бы какой день недели сейчас - он не знал. Да и не интересно это было мучимому приближающимся абстинентным синдромом организму такие мелочи. Ему хотелось выпить и поесть. Или просто выпить. Закусить-то и никотином можно. Чем он сейчас и занимался.
Крался вдоль покрытых коркой льда стен, воровато прятал тлеющую сигарету в ладонях и шморгал носом, при этом походя на вполне себе каноническую свинью с какой-нибудь фермы в Колорадо. Зато куртка была добротная, почти не потрепанная, доставшаяся Джонни в процессе вытравливания постояльцев из своего закутка.
Шаг, шаг, еще один и еще половинка. А затем притихнуть, едва ли не сжимаясь в комок, в тягомотном порыве инстинктов самосохранения. Эта хреновина, которую заботливые папочки и мамочки всаживают глубоко в мозг, орала дурным голосом о приближающейся опасности рождая неимоверную боль в черепной коробке.
- Какая, мать его, опасность? Сдохнуть от того, что башка разлетится на кусочки из-за блядского похмелья? Ага, щас. Так дешево я не дамся, - охрипшим голосом бормотал Джонни, все-таки более осторожно пробираясь вперед. Что-то там шумело, как будто бы люди шли. - Сейчас молоденькие угостят старичка чем-нибудь и жизнь наладится...

Как гончая, Рональд вскинул голову, упираясь взглядом в бормочущего мужчину. А этот, рядом  двинулся, выбросил свое тело вперед. Слай оцепенело врос в пол. (Не смотри ей в глаза).
А вот и кульминация? Человек, человек, человечек. На них смешно смотреть. Ручки, ножки, глазки туда-сюда. Бартер уткнулся взглядом в Незнакомца. Он предсказатель по внутренностям. Может, вот он - его смысл. Зажмурить глаза, представить Идеального человека Да Винчи, расчленить его, подставить на каждом кусочке бирочку.
- "К тому и служат искусства, чтобы дать возможность познания добра и зла." - плевком вылетела фраза, больного мозга,  по привычке перерабатывающая и добывающая ассоциации. А голова прохожего мотнулась в сторону от кулака (закон сохранения импульса, закон сохранения энергии) еще до того, как слово "зло" встряло в атомы воздуха. Азот, кислород, аргон, углекислый газ, неон, метан, гелий, криптон, водород, ксенон.
Не хватает.
И руки снова током.
Вспомнил. В сумке ножницы.
Это глупо, Слай.
Это глупо, но он уже роется в сумке, покрываясь испариной. Уродливый, дерганный ублюдок.
- Ты же его убьешь, - сдавленно проговорил Слай, сжимая ножницы в руках.

Бить людей - больно. Потому что в процессе соударения равной нагрузке подвергаются обе соприкасающиеся поверхности. Так, господа физики? Похуй. Однажды, еще в старые, добрые довоенные годы, дав сомнитеьной личности по зубам без перчаток, Джей подхватил какую-то заразу. Рука болела месяц. Потом прошла. Даже шрамов не осталось. Но он все равно считал перчатки великим изобретением человеческого разума. И ходил без них в основном там, где на этот момент был дом.
Бить людей - весело. Нет более быстрого способа доказать, кто сильнее. Это ведомо всем хищникам.
Но некоторых бить противно. Как мешок с говном. Просто иногда нет другого выхода.
Прямые и короткие дороги дороги нам тем, что мы получаем желаемое быстро и навсегда.
Загадывай правильно.
Этот крепким оказался. А с виду был достаточно пьян, чтобы сложиться от тычка пальцев. Пиздит что-то. Сучка. Оп, повернулся. Хороший момент. Парень как раз его выбрал, чтобы второму встречному локтем в висок садануть. А потом поймать за хаер на затылке и с ударить мордой о стену тоннеля.
И чтобы глянуть назад, почти одновременно. За такие вещи отвечает подсознание, потом уже думаешь, что один из звуков там, за спиной, показался не таким, как нужно. Лишним. Опасным? Возможно.
Он искоса глянул на того, ледяного, из морпехов. Скоро Дикая Охота примет его душу в свой строй. Еще немного поморозить - и стиль будет как раз из тех снежных краев. Что же это такое веселое у него в руке. Секунда. Ухмыльнулся.
- Не.
Обернулся обратно.

- Эй-эй-эй, мужики, вы чего обдолбленные? - продолжая отползать назад, пробормотал Джонни.
На тонкой корочке льда было неудобно подниматься. И ухватиться не за что было. Да еще и этот с ножницами. Джонни всяких повидал из местных. Но чтобы так без причины бросаться - да это точно обдолбленные придурки. Глючится им всякое, вот и нападают на кого ни попади. И куда только местная братия "охраны правопорядка" смотрит?!
Его сковывал липкий, муторный страх. И короткие фразы, которыми обменивались эти двое нагоняли страху еще больше. Сразу вспоминалась война. А война дело дерьмовое, ничего хорошего из этого не выйдет. Не для них, для него. Потому что покончив со своими разногласиями они возьмутся за него. Рано или поздно. Так или иначе.
- У меня ничего и нет толком. Что вам с меня брать? Может вам чего надо? Так я это... - Джонни лихорадочно соображал, что он может предложить этим двоим. А нихрена он предложить и не мог, к сожалению. - Достану, если чего...
Еще одна попытка подняться. Еще один провал. Хоть волком вой от безысходности собственного положения.

Ребра ходуном, как цветок, живородящий, раскрываются и складываются в белоснежную клетку. А там, за ней, сердце под кайфом, едва вкачивающее в себя адреналин.
Был у него друг, товарищ по войне. Футбол любил. Радикал и все дела. Поэтому первым рвался. Кричат: на позиции, а он уже улыбается, дрожит от предвкушения. Рональд всегда где-то позади, рядом. Помирать то неохота. А однажды, стоят они среди кучи полудохлых солдат. Все вперемежку - не ясно кто чей. Вытаскивает друг нож, армейский, остро заточенный, такими еще бреются, умудряясь ни разу не пораниться. И давай разрезать лежачим кучкам дерьма и крови рты. От уха до уха. Слай, еще помнит, что весело ему тогда стало, ой как весело. Все улыбаются, аж стонут от радости, а они с другом согнулись пополам, ржут, тыча пальцами.  Их тогда в взводе мало осталось, никто и не заметил - далеко были. А то, узнал бы главный - расстреляли.
А друг тот погиб. Причем глупо. Там до конца войны оставалось то несколько дней. А он под гранату полез. Сказал, перед этим "Заебло, брат, ты хоть живи, а. Да забудь всю эту войну". Идиот хренов.
Он и забыл. А сейчас вспоминает и улыбается.
- Спасибо. За куртку, - хрипло  вывести росчерком для обоих. Рональд схватил мужичка за подбородок к стеночке, бедного, многострадального прижал, выдернул руку из оков пальцев Незнакомца.
Затаив дыхание, поддеть кончиком лезвия губу, просунуть, чиркнув по десне. И. чик. Брызнула кровь прямо в лицо, из под рваных кусков кожи показались обнаженные зубы, окрасившиеся в вино Иисусово.
И забултыхался человек. Прижать к стене телом. И вторую щеку. Почти до уха. Чик.
Слай завороженно вгляделся в пестреющие, расползающиеся пятна. Новое искусство. Оно такое. А вверх по желудку что то потекло. Бартер зажал себе рот рукой и отшатнулся, выронив ножницы. Не смешно. Почему то не смешно. И куртку запачкал.

Ты когда-нибудь танцевал с дьяволом при бледной луне? - из какого же фильма выпала эта фраза. Из черного. Еще там была кровь. И летучие мыши. Много летучих мышей. И одна жирная и главная. Антропоморфная. Джей вспомнил тот вопрос - вспышкой, когда..
Но сначала - шаг назад, потому что рванули запястье из его пальцев. На всякий случай. Привяжи верблюда - Бог оценит твою осторожность. Бог любит тебя, друг. И Бог жесток.
И правда как танец. Танцуй, дурак, танцуй, пока случайная пуля не превратит в ничто твои мысли, идеалы, мечты, все, что ты совершал и мог бы совершить. От тебя ничерта не останется, только пыль под колесами судьбы. Костяное крошево, которое даже не скрипит. Слишком мелкое. Как мука. Не хотел бы я попробовать хлеба, который из нее испекут. Этот хлеб - история вашей страны. Он пропитан кровью. И до сих пор кровит. Кап-кап-кап. И зло, совершенное человеком, не исчезает с его смертью. В эфире Стивен Кинг. Стивен Кинг мертв. Президент мертв. Так вот ты какой, цветочек аленький, Дискордия.
Только ничья земля.
Слишком много мыслей на одного.
Второй сумел удивить его. Губы сами расползлись в улыбке. Кончик языка скользнул по ним. Медленно. Парень наклонил голову на бок, ловя каждое движение в этой такой плотной - как вода, плотной, как нефть, темноте - и каждый звук, как большой хищник делает, присматриваясь к забредшему на его территорию конкуренту. Или к самке. Глаза заблестели. Выдох. Вдох. Ни одного настоящего звука. Только кричит человек с изуродованным лицом.
Узнавание - внезапно, всегда. Верное, ошибочное, не суть - оно есть откровение. Подсознание на связи. Как слышно? Прием, прием. Второй очень хорошо, правильно ухмыльнулся.
Ибо человек сотворен по образу и подобию Господа, и наследует все его признаки. Значит, человек жесток. И в этом он превосходит богов. Почему? Потому, что человек смертен. И каждое его дело от этого имеет куда большую цену. Кровью за эти дела плачено, не раз и не два. Начиная с той, с которой будущие матери переходят в девушка-женщина-смерть. И заканчивая той, что по венам уже не побежит.
Но быстро же он скис. Джей шагнул обратно. Поймал второго за плечи. Сзади. На ухо сказал, глубоким, тяжелым голосом. На левое.
- Не останавливайся на середине.

Отредактировано Jeremy O'Shea (2011-09-17 16:44:45)

Научись ходить как я, игнорируя ошибки. Легко. Бесшумно. Перешагивая их, как тела врагов. Никакой вины. Никаких сомнений. Никакой смерти. Не смей смотреть мне в глаза.
Если ты уже умеешь это делать, то никто из мира живых не поручится за твою душу.
На нее уже есть отличный покупатель.
И капает небо на землю, стекает по пустотам земным к ее сердцу, все ниже и ниже.
Мы капли этого неба, брат. Ты часто смотришь на меня? Ты рад меня видеть?
Сейчас небо замерзло, сменило агрегатное состояние с жидкого на твердое. Небо - внутренности огромного кристалла, наполненного эфиром, звезды - острые углы, отражающие свет. Как жук в янтаре - ты. Каждый из нас.
Здесь, в брюхе города, нет неба. Забудь о нем. Только мы остались от него, последние выжившие. Любого возраста. Сыновья и дочери войны. Наша мать сурова, наша мать чудовище, извращенка, психопатка, она спала с каждым из нас. Каждого из нас уродовала по-своему. Стараясь быть как можно оригинальнее. Она любила нас - истово, как только матери способны любить детей. Она качала наши колыбели. Пела нам песни о мертвых полях, покрытых трупами поверженных врагов. О роях мух над телами. о том, какая кровь липкая. И как она сворачивается на земле. Мы приняли ее дары с раскрытыми руками и сердцами и взглядами опущенными в пол. Теперь она умерла. Сгорела. Так быстро. И мы стоим у ее распахнувшей беззубый рот могилы. Мы не знали, что любили ее - в ответ. Мы не знаем, как выжить теперь, когда она мертва.
Она не мертва. Это ложь. И имя нам - Легион. Она возродилась в каждом из нас.
Например, в нем. Только посмотри на него, ты. Ты - это я.
Следи за каждым его движением. За каждым его жестом. Так говорит Война. Мама, ты узнаешь меня? Посмотри. Я здесь. И жду твоих указаний. Только я сижу, потому что этот плохой парень ударил меня, и я не устоял на ногах. Извини, мам. Я исправлюсь. Я исправлю все, что натворил.
И опять в черном небе полей проигранных битв ты будешь танцевать с воронами в своем алом платьи, так похожем на пожар. Или поле роз. И тысячи глоток твоих детей будут петь тебе славу.
Джей мягко, пружинно поднялся на ноги - он действительно не ожидал удара и тогда согнулся и позорно грохнулся на задницу. Ничего, он еще за все заплатит нам, моя прелесть. Но пока это слишком мило. Можно смотреть. Ухмыляться. Какой молодец. Какой хороший мальчик. Губы облизнуть можно. Сегоня - день глаз. Радуйтесь, колдуны зла. Ваше время пришло.
Шагнул обратно. Справа от безымянного, теперь будем звать его так, дорогие мальчики и девочки. Левой рукой ножницы ухватил, прижатые к его груди, да. Дернул. Смотри, как люди превращаются в чудовищ. Как отходит вода, обнажая их дно. Такая душа. В каждом. Из. Нас.
- Брось. Тебе они не понадобятся.
И взгляд у него - черный. Может быть, он уже знает, как ты посмел выжить, парень.

Отредактировано Jeremy O'Shea (2011-09-21 16:42:35)

Знаешь, я вспомнил, зачем я спускался сюда, милый мой друг. Там, в сердце метели я встретил черного как ночь человека. Я говорил с ним на языке смертных, языке земном.
Говорил о тех вещах, которым нет места под солнцем. А потом спустился сюда, под брюхо города, в ледяные сны подземелий. Потому что раз демоны бродят в метели и слушают голос ее черной глотки,
то здесь, в тишине брошенных коридоров, в темноте и пустоте так напоминающих души людские, где разве что шорох крысиного шага нарушает глухое, давящее безмолвие, здесь могут водиться ангелы.
По принципу противоположности. Смотри - вот один из них. Не ожидал, да?
Пусть бывший обладатель куртки скулит на полу. Слабым не положено выживание. За любую твою слабость ты будешь наказан, и наказан жестоко.
За любую свою оплошность.
Глаза у Джея светлые. Прозрачные. Но то, как он смотрит, черного цвета. Смотрит, вглядывается глубже.
Что ищет? Что успел найти? Сколько непроизнесенных слов из твоей черепушки он уже выхватил? Украл, прочел, смял, выбросил, как упаковку от сникерса.
Парень, тебя только что обокрали. Очнись. Откровение.
И сейчас он смотрел именно так. Тяжело. Изучал, как дивную зверушку. Экспонат в музее выживания в агрессивной окружающей среде. Нет, стоп, не так. Не этот взгляд.
Ангел. Почему бы тебе не оказаться ангелом, парень? Почему бы нам ими не оказаться?
Когда-то рисковые байкеры из одной банды окрестили себя Ангелами Ада. Мне насрать, что стало с ними и их душами сегодня. Но они выбрали прекрасное имя. Конечно, они будут за это наказаны.
Джей не моргал. прокрутил на пальцы сменившие владельца ножницы. Глянул на них мельком. Облизнулся.
Снова перевел взгляд на безымянного. Ухмыльнулся покривее. О. Это противная ухмылка. Так бы ухмылялись лисы, если бы могли.
- Привет. Тебе идет. - прыснул. Хищно. - И мы пойдем. Дальше.
Исчерпывающая информация. Лабиринт тоннелей ждет своих героев. Герои ждут белого кролика. Милая моя Алиса, тебя изнасиловали, убили и съели в темноте этого подземелья. Мне совсем тебя не жаль.
Покажешь мне, что тут у вас и как?

Отредактировано Jeremy O'Shea (2011-09-21 18:14:41)

Дорога никогда не кончается. Она будет твоим богом отныне и впредь. Не отпустит. Пока идущий идет. Не отпустит, когда идущий остановится. Потому что остановка - только часть дороги. Привыкай. Смирись. Ты умрешь здесь, на этом пути. И зароют тебя там, где ты упадешь, не закончив последнего шага. Очередным булыжником ты ляжешь в эту дорогу. Под ноги тем, кто пойдет следом за тобой.
На звук голоса Джей развернул голову. Он опять смотрел на ножницы. Кровь на металле. Привлекательно. Честно. Справедливо. Еще пара шагов.
Голос безымянного изменился. Ты же знаешь - у войны много спутников. Целая армия злых духов стоит за ее спиной. И имя одному из них - шок. Шок неизбежен. Это темные воды, которые проглатывают твой рассудок, неспособный справиться с реальностью. Это необдуманные поступки. Это состояние аффекта. Это безумие. Или страх. Неспособность сдвинуться с места. Дикий крик, который звучит только под тонкими костями твоей пустой головы, которые кажутся такими хрупкими. Принимай. Смирись. Действуй. Вливайся.
Джереми чуть улыбнулся. Мягко. Сказал - бархатно, успокаивающим тоном.
- Ты забываешь про небо.
Люди так забывчивы. Боже, прости нам грехи наши. Прощаешь? Заебись, едем дальше.
Есть места, где ты чувствуешь себя, как дома. Для О'Ши это не место. Это процесс. Движение от точки к точке. От цели к цели. От шага к шагу. Все предрешено. Давай. Можно. И пока ты идешь, ты жив.
Беглый взгляд на безымянного. Замер, отступил? Отступление нельзя простить. Предательство. Бегство. Главное - не оставлять живых свидетелей. И тогда кара не придет никогда. Парень развернулся. кровь смазал с ножниц - где осталась еще - большим пальцем. Шагнул к товарищу. Палец к его лбу прижал. Представь, что это черное подземелье - храм нашего бога. Представь колонны, готику стрельчатую - вверх из под земли к стылым небесам. Представь суровый серый камень.
И прочти молитву в моих глазах. Вслух я не скажу ни слова.
Твоими пастырями будем мы во имя твое, Господи.
Сила снизошла из твоих рук,
наши ноги быстро твое слово несут
и прямо к тебе пусть потечет река,
наполним душами ее, да будет так.
Во имя Отца и Сына и Святого Духа.
In Nomeni Patri Et Fili Spiritus Sancti.
Потом я уберу руку. Кровь с твоего лба сотру. Ты знаешь. Она останется там. у тебя в памяти.
Джей руку убрал. И ножницы убрал в рукав. Удобно. Достать легко. но ножи всегда были лучше. нож похож на любовь. Он играл с ними в детстве. Нет ничего лучше инструмента врача. У старшего было их много. Где ты теперь. Мы не встретимся на небесах. Мне остается только надеяться, что ты попал в Ад. Я буду там. Скоро. Завтра, вчера, сейчас?
А потом голос треснул. Совсем не бархатно. И ухмылка у парня вышла кривая.
- Снег очищает. Ототрешь.
И снова в глаза уставился. Мрачно.
- Кем ты был в прежнем мире?
Кем ты был до того как считай убил человека за дешевую куртку. Что бы сказала твоя мама, посмотри она сейчас в твои глаза? Мне нравится в них смотреть. Я хочу увидеть что-нибудь еще.

Джей наклонил голову на бок, вслушиваясь в изменившийся голос собеседника, улавливая изменение тональностей. Другие ноты. Треснувшая гитара. Он сощурил глаза. Следил за лицом. За губами. На невроз это похоже. На парес лицевого нерва. На очередную маску смерти это похоже. И это прекрасно.
Никто не сходит с ума мгновенно. Только стороннему наблюдателю может показаться, что это - как взрыв бомбы. Ошибаетесь. У этой бомбы был таймер. Его щелчки можно было разлечить за годы. Личность - это процесс, растянутый во времени. Но ее можно забыть на скамейке в парке. Как зонтик, как номер "Таймс", который потом ветер подхватит,ь утащит бродить по всему громадному городу. Или ей бомж укроется. В лучшем случае. Ветер - злое дело. Ветер служит войне. Курьером.
И война не заканчивается никогда.
Но мы здесь, под землей.
Исключения существуют. Но этот мужик - не оно. Джей выслушал. Джей кивнул. У него внутри что-то скрипнуло. Душа, позвоночник или зубы. Почему бы и нет.
Прошлое - это то место, откуда ты родом. Просто это место не в пространстве, а во времени. Автоматическим движением он слизнул с большого пальца остатки крови.
В такие времена кровь дешевле воды. Кровь та же вода. Сигареты достал. Мятые. Из кармана. Две. Одну в губы. Вторую - ему.
Это плоть моя, это дух мой. Аминь.
У него никогда не было ни актерского образования, ни театрального кружка в школе. Никакой тяги к красоте позы и жеста. Но он однажды ночевал на сцене театра. Заброшенного. Кажется, где-то в Техасе. Была дикая жара. Сны днем, дорога ночью. И если бы ты тогда встретил его на дороге в темное время суток, ты не ушел бы живым. Целым. Тебя бы никогда не нашли и по частям. Кстати, собаки любят человечину. А собачье мясо - жесткое и горчит. Но полезно. Так думают азиаты. Когда белый человек жрет недожаренную собаку, последнее, что его интересует, это полезность.
Взгляд в глаза. Щелчок зажигалки.
Грехи твои отпущены, сын мой.
Тонкий запах сигаретного дыма.

Я расскажу тебе сказку. Ты не успеешь узнать, чем она закончится. Но стены этих катакомб запомнят мои слова и унесут в века. Стены видят, слышат и помнят нас лучше наших матерей. Наши матери гниют в земле, судьба человеческого рода, репродуктивная функция будущей пищи для червей. Заведи ребенка. Попробуй поверить, что он - твой билет в бессмертие. Добро пожаловать в страну разочарований.
Добро пожаловать в страну свободы. Ты волен преступить закон. И волен понести наказание за проступок. Я не таскаю с собой эту чушь. Мне она ни к чему.
Сигаретный дым греет и сушит горло. Холодно. Если ты помнишь об этом. Зимы с каждым годом будут все холоднее. Человечество производит куда меньше тепла, чем раньше. Куда меньше вкладывается в энтропию вселенной. Стыд и срам. Но даже если снова запылают костры инквизиции, теплей не станет. Не исключено, что они снова горят. Где-то за пределами заповедников цивилизации на скелетах больших разложившихся городов. Мы - часть этого мира. Мы его будущее и судьба.
Смотри на второго - и смотри внимательно. Слушай. Угадывай. Играй и выигрывай. Это очень простой закон - оптика, знаешь, отражения. Все отражается на лице. Достаточно, чтобы понять, о чем речь в голове человека.
Джей стоял, молча глотая сигаретный дым, билет к раку. Кто знает, может быть, рак отменили вместе с войной. Смешные люди. Могли бы отменить силу тяжести. Как всегда. Вдруг получится.
Неприлично пялиться на других с таким болезненным интересом. Неприлично так смотреть на лица живых людей. Словно сейчас поцелуешь. Ну, рискни.
Последняя затяжка. Он вдохнул холодный воздух.Выдохнул теплый и отработанный. Маленький вклад в будущее разрушение вселенной.
Безымянный человек бродит по лабиринтам своей памяти. Даже если ты никогда не грешил, память - те же тоннели. Та же тьма забвения. Тот же холод отгоревшего эмоционального фона. Крысы сомнений. Тела жертв. Сытое нынче время для падальщиков. И. У памяти есть лицо. Именно такое, как я сейчас вижу перед собой.
Мы идем в тишине по убитой весне
По разбитым домам, по седым головам
По зеленой земле, почерневшей траве
По упавшим телам, по великим делам
По разбитым очкам, комсомольским значкам
По кровавым словам, по голодным годам.
Мы идем в тишине по убитой весне
По распятым во сне и забытым совсем
Ворох писем, не скучай
Похоронка, липкий чай
Мы идем в тишине
Джереми протянул руку и сжал плечо товарища, так же вглядываясь в него. Какой сломанный мне попался ангел. Но это не неудача. Если очень долго смотреть на человека, ты увидишь в нем свое отражение.
Голос - с хрипотцой, завтра можно проснуться с больным горлом и температурой. А можно не просыпаться никогда.
- Очнись. Пора идти.
Джей отпустил плечо мужчины. Поймал его голову за подбородок. Приподнял. Глаза в глаза посмотрел.
- Здесь нельзя задерживаться.
Никогда не смей приказывать мне, мразь. Не раскрывай своего поганого рта. Заткнись. Джей усмехнулся. Вспомнил. Забыл. Пока, брат. Не забывай. Пиши. На том свете же нормально работает почта?

Ты - лысый орел. Раскинь крылья, обними небо, обними сушу, нашу искалеченную, мертвую страну. Труп наших надежд. Огромное, разлагающееся тело.
Когда-то по этой земле шагали легионы лесов, прерии лежали, как океан в штиль. Рвали брюхо небес горы.
Табуны мустангов. Стада бизонов. Индейцы, полупервобытный человек. Тот мир мог не измениться никогда. Но колесо судеб неумолимо, и каждый - лишь пещинка под его неумолимым ободом.
Пришел белый. Колонии. Потом - мечта о свободе. Тебе нравится, во что превратилась наша свобода, птичка? Мне тоже.
Улетай отсюда нахуй подобру-поздорову.
Долгих тебе лет жизни.
Он усмехнулся, когда безымянный закашлялся. Подбородок его отпустил. Отряхнул руки. Убрал в карманы. Эхо от кашля вышло глухим, опустошенным. Как будто бы воздух подземелий изменил плотность и начал хуже переносить звуковые волны.
Почти бесшумно зашагал следом за вторым. Каждый из нас - волна. На уровне в районе атомов. Во всяком случае, так писали физики. Около уравнений Максвелла. Довоенные физики. После войны физиков я еще не встречал. Мало ли, у них изменилось мнение.
И вряд ли это прорыв.
Шаг точит камни, как вода. Миллионы пройдут за тобой, и твой след станет желобом, руслом невидимой реки, реки душ. Без направления, без течения, без смысла и без воды. Из нее никогда не напиться.
Смотри, как он побежал. Иногда бояться поздно. Страх - рудимент, метод выживания. Но когда ты теряешь страх, пусть лучше никто не окажется на твоем пути. В противном случае это их личные проблемы. Хочешь попробовать стать чьей-нибудь смертью? Зря. Это весело. Я отвечаю тебе.
Эй, Джей. Джей, слушай. Когда ты в последний раз так разговаривал с человеком? Не считая того. Затерянного в метели. Ты веришь в чудовищ? Не веришь, знаю я тебя, тварюшка. Идем дальше.
А ты, парень, зря позволяешь мне идти у тебя за спиной. Но пока что процесс мне нравится.
Он поймал взгляд безымянного. Плохой вопрос. Фыркнул.
- Пожалуй, - задумчиво. Хрипловато. Пусть. - меня тогда не было в живых.
И ни на секунду не замедляй шаг. Не задумывайся, милый мой мальчик. Мы с тобой не любим вспоминать нашу юность. Не пошло дело. Проехали. Прорвемся.
Иногда ты рождаешься еще раз. И еще раз, еще много раз. Каждый раз когда американским флагом накрывают гроб кого-то другого.
Не молчи.

Отредактировано Jeremy O'Shea (2011-09-22 19:58:43)

О да. Нет места прекраснее нашего мира. И на развалинах прошлого мы воздвигнем новый мир, краше и лучше. Ради этого прошлое придется уничтожить раз и навсегда, до основания стереть все его следы на земле, в душах и памяти людей, оставив лишь зияющую черную рану, в которую ни один не осмелиться заглядывать. А потом..
А потом эта тьма прорастет из полей, смертью обильно засеянных, черными лесами порока, грехов и ужаса. И живые позавидуют мертвым, как всегда было. Мертвые несут на себе слишком много зависти. Их слишком много. Слишком много на одного.
Бывают ночи когда в кромешной темноте к тебе возвращаются твои мертвецы, легионы лиц. Эта любовь действительно будет вечной. Они никогда не оставят тебя одного. Ныне и присно и во веки веков ты живешь и за них тоже. Их несбывшееся - твое будущее. Их несбывшееся - твоя жалкая жизнь. Смешно получается.
Никакого нового мира. Эта иллюзия не выдержит и прикосновения. Глупо пытаться поднять с колен цивилизацию, над которой уже вьются мухи. Жирные, блестящие. У них счастье. Это у них - новый мир и счастливые поколения детей. Покровительственная среда.
Помни, кто ты. Не вспоминай, откуда ты родом. Веди себя прилично. Я - те самые угольные ростки зла в твоей опустошенной душе. Я - это ты.
Уловить изменения в состоянии человека совсем не сложно, обладая определенным опытом о поведении ему подобных в критической ситуации. Кто-то запоминает за тебя, чего ждать и на что рассчитывать. Это прогулка по канату натянутому над бездной. Не знаешь, откуда вышел и куда идешь. Прошлое и будущее проглотила асфальтово-серая неизвестность. Только натянутый как твои нервы стальной трос.
Все, что тебе осталось. Джереми идет легко, не оборачиваясь, не глядя под ноги и не вздрагивая от любого порыва ветра. Как на прогулке по Центральному парку, когда ветер шелестит листьями, их сожгут, как когда-то жгли ведьм - они тоже рыжие - но пока пахнет прелой листвой. Пахнет будущем, как всегда в октябре. Недобрым будущим несет отовсюду. Собирается дождь. И ты собираешься в самую дальнюю дорогу в своей жизни. Навсегда.
Уловить изменения и отреагировать - это твой метод дыхания, твой способ выжить. Соломинка для утопающего. С каждой верной реакцией она становится толще.
Чуть позже приходит узнавание.
Смотри, как он заговорил.
Джей развернул голову на второго. Слишком резко и слишком быстро. Внимательно посмотрел, остро. Это как посмотреть ножом.
Перекинул левую руку через его плечи. Так, по дружески. Сократим дистанцию до нуля. Ухмылка. Хищная такая, бросится сейчас, сожрет. А голос на ухо наоборот - мягкий, как вата. Как туман над заливом осенью. Но ведь сейчас зима. И холод до костей. И души костяные у нас с тобой, парень.
- Дело говоришь, приятель. Ты и твоя дорога - одно и то же. Не останавливайся - и цель найдет тебя. Как бы хорошо ты не скрылся. Расслабься. Ты просто пришил парня за куртку.
Смешок. Любопытный взгляд. Никогда не оставляй следов, парень.

Куртка безымянного, боевой трофей, пахла предыдущим владельцем. Потом, бухлом, сигаретным дымом. Пылью и холодом подземелий. И не будем забывать про солоноватый запах крови. Каждый человек знает его очень хорошо. Каждый знает этот металлический привкус. Как будто бы в детстве, порезавшись, ты не пихал несчастный, пострадавший палец в рот. Словно у тебя не выпадали молочные зубы. Но для привыкания.. для привыкания нужно что-то большее.
И этого с торицей будет в нынешней реальности. Запоминай. Пробуй на вкус. Глотай. А потом попроси еще. Твою душу отберет эта жажда и этот поиск.
Был такой комикс. American Vampire. Джей видел только один том. Морду в ковбойской шляпе, показывающую в ухмылке клыки, с голубыми глазами убийцы. Так повелось. Светлые - для тех, кто может убить с холодным сердцем и холодной душой, карие - для тех, кто может навести порчу. Бог в равной степени одарил нас, дети мои. Идите с миром и не грешите более. Аминь.
Это новый и счастливый мир. Смотри, здесь деньги почти потеряли цену. Смотри, здесь холодно, но снег не идет. Смотри, здесь темно, но ты не видишь почти ничего. Ты сам теперь ледяной. И не осталось для тебя ни боли, ни радости. Только дни и дни на выживание. Даже будь у тебя крыша над головой, постоянная работа, семья, дети - хотя дети теперь скорее редкость, но ничего, наши женщинвы нарожают еще пушечного мяса, не страшно, трахаться род человеческий не разучился - даже тогда не изменится твоя дорога, не оставит тебя напряженное ожидание, ожидание врага, опасности, адреналиновый голод. И ты навсегда останешься со мной.
Я помню ледяную зиму-2013. Я помню поля сражений. Это не для людей, это громадные воронки, искореженные, фрагментированные тела машин и людей, которые медленно-медленно хоронит снег, свежий, как кровь на моих руках, холодный, как поцелуй мертвеца, и совсем не белый. В небо уходило слишком много дыма, и небо возвращало его. Ты видел много черного снега? Я видел достаточно. И дышало этим воздухом. Он до сих пор у меня внутри. И у тебя, брат.
Ну что же ты скулишь, как побитая шавка.
Джей ушел в свои мысли. Джей вернулся. И мягко, как ребенку объясняют, что кошмара не было, сказал.
- Тише. Ты все сделал правильно.
Как грехи отпустил, все и сразу. Снова на ухо. И снова смотрел на этого человека. Совсем по-другому, совсем из другого мира, с минных полей и из стройных рядов армий страны свободы. На самом деле война приходила к нему редко. Не каждый час, не каждый день, но сегодня ночь будет лунная, обязательно, из-за снега не будет видно неба, но мы почувствуем. И. Смотри на него. Волосы в хвосте. Куртка в кровище. Чуть велика. И лицо святого. Вот они - ангелы сегодняшнего дня. Господи, храни Америку.

Отредактировано Jeremy O'Shea (2011-09-22 23:59:25)

А если мы вспоминаем холод и снег, почему бы не повторить это - искры гирлянд на еловых лапах, елью пахнет тяжело, приятно, на ней куча шаров, мишура и прочая атрибутика. И ты еще не знаешь что этот обряд пошел от украшения деревьев очередного злого бога внутренностями жертв там, на родине кельтов. Кельты были народ хоть куда, веселые, душевные люди. Нет, ты не знаешь. Тебе, допустим, 4, тебе клево, ты втыкаешь на огоньки и еще веришь в Санту и будешь его сторожить на лестнице глубокой ночью. Оттуда камин просматривается. И старший крутой. На плечах покатал, дал шариков почти на самый верх повесить. Круто. Родители живы. Ты был хорошим мальчиком, перестал грызть ногти и ждешь хороший подарок, да! Ты еще ничего не знаешь. Если бы они увидели тебя сейчас, того, кем ты стал, они пристрелили бы тебя в колыбели, Джей, детка. Души младенцев похожи на огоньки. Блуждающие огоньки над болотами. Один в один. Я видел, я знаю.
Эй, ты схуя за меня цепляешься? Кончится решил? Не пойдет, брат. Ухватим этого красавца покрепче, как вдруг..
Тебя когда-нибудь душили американским флагом? Нет? Парень, да ты жизнь зря прожил!
Он чуть не отскочил в этот самый предательский момент, когда его шеи коснулось что-то более опасное, чем воротник его собственной куртки. Удавки - затягиваются мгновенно, шанс на выживание минимален, если имеешь дело со знатоком. Струной можно перерезать горло. Но - не в этот раз, милые мальчики и девочки. Кстати, мне кажется, что вы мертвые. Несколько трупиков в аккуратной одежде перед экраном, показывающим белый шум. А шум - это мы вон с тем парнем, у которого сегодня день рожденья. Давайте все дружно, раз, два, три - поздравляю! Смешно.
Джей расхохотался, в голос, поймав пальцами свободной руки флаг там под горлом, спереди. О. Эхо. Это хор тех, кто со мной, невидимых, армии за моей спиной. Сотня голосов, сразу, на разном уровне, гонцы в темноту, в никуда. А он все стоит и смеется, стиснув пальцы левой руки на плече спутника. У него там точно синяки останутся. Настоящая печать.

Отредактировано Jeremy O'Shea (2011-09-23 02:01:01)

Смех - как стая воронов над полем битвы, кружит и кружит в темноте, поднимаясь вверх и все расширяя и расширяя круг. Это птичий хоровод. Сигнал другим - смотрите, пацаны, тут жратва. Много, много жратвы. У некоторых еще остались глаза! Самый смак.
Господи, почему ты не убил меня, когда у тебя была такая возможность? Мне ни капли не жаль. Но так, из чистого любопытства. Или это вне твоей юрисдикции?
Смех обрывается, а эхо продолжает биться, как сердце в грудной клетке после долгого бега, ударяясь о ребра, рвется на свободу. Болит. Он замирает на миг, оглушенный, вглядываясь в спину уходящей куртки и не замечая в ней человека. Прячет лицо в полосы и звезды, поймав флаг ладонями, как воду из ледяного ручья в жаркий день, когда хочется напиться. Когда язык присох к небу, а губы потрескались. Напился. Поднял голову. А выше по течению - труп в одном сапоге и в каске моет в ручье лицо. Если тебя не вывернуло в этот момент - ты молодчина, смельчак. Герой. Айрон мэн, детка. Универсальный солдат.
Он быстро выныривает из флага. Плохо узнаваемый запах. Пряности. Какого дьявола. Не прошло и десяти секунд. И поравняться с тем, кого выбрал в свои сегодняшние спутники, хватит пары шагов. Джей сделал их. Быстро. Его смех продолжал ударяться о стены тоннелей в отдалении, у него впереди было еще долгое путешествие. Пряности. Знаешь, зачем они? Чтобы там, где обычно стоит жарища, скрыть привкус тухлятины у мяса. Чтобы и так сошло. Потому что там и мясо быстро бегает в естественной среде обитания. Восток - такое дело. Можно было родиться пораньше и сдохнуть например в Ираке. Ну. Чтобы было не так весело. не позволяй себе таких слабостей. Он выдохнул. Шумно. От смеха тоже сохнут губы. И трескаются и тогда от соли их щиплет. И от холода. Ведь холодно, черт побери. Холодно в этом подземелье. А ты думаешь о пустынях, где никогда не бывал. Может, их стерли с лица земли. Голос прозвучал неожиданно тихо. И неожиданно четко.
- Сколько лет тебе исполнилось? Серьезно? Сегодня?
Помолчал.
- Она давно дурная. Годы.
У ангелов нет возраста. У демонов нет благодарности. У них флаг США на шее. Им странно.

Эхо шагов дробится о стены. В помещениях, поперечное сечение которых - окружность, особенная акустика. Звуки меняют форму. Звуки гуляют сами по себе. Угадай, где мы идем. Угадай, за чьей душой. Сабвей обитаем. Но явно не в этой части, явно не сейчас. Спасибо, боже.
Стены воруют звуки наших шагов, стены крадут наши голоса, искажают их и отправляют в дорогу. Тебе не жаль отдать свой голос? Не за демократов на выборах. Навсегда, как Русалочка Андерсона. Русалочка мертва, Андерсон мертв и в нашем мире детям уже не рассказывают сказки. В нашем сегодня лучше не заводить детей. Я представляю тех, кто вырастет, наблюдая кровавые закаты над развалинами мегаполисов. Здравствуйте, мои милые чудовища. И тогда мир содрогнется и провалится еще глубже. Например, сюда.
Тоннели - пищеварительный тракт, они медленно переваривают наши тела и души. Все, что задерживается внутри достаточно надолго. Догадываешься, кто мы после этого? Правильно, умный мальчик. Я горжусь тобой.
Джей ухмыльнулся, обернувшись на голос спутника. Фыркнул, комкая пальцами флаг под горлом. Говори, говори, мое счастье. Что-то заносит тебя на поворотах.
- Ты не помнишь. - констатировал факт. Широко улыбнулся, оскалился, так всегда получается, случайно, непроизвольно. И вместо человека перед тобой хищник. Поздоровайся с тем, кто может тебя сожрать. Если захочет. Она сидела на моем колене и целовала меня. Я решил ее съесть. А. Фиш. Впрочем, это не обязательно настолько буквально. Тигры-людоеды в Индии - если этот материк нахрен не снесли ядерные удары - охотятся и убивают просто так. Бешеные псы нападают потому, что не могут иначе. Хочешь признать, что это болезнь? Зря. Это суть вещей. Самая сердцевина. Черная, как мои глаза.
- Что еще ты успел забыть?
Джереми спрятал оскал, натянув флаг повыше, так что видны остались только глаза, отвернулся. Впереди темнота, позади темнота, и больше не надо прощать ничерта, и истина эта мудра и проста, как вспышка ножа у хребта. Сощурился.
Сколько времени?
Час, как ты должен был быть мертв?
Час, как ты родился заново?
Минут сорок с тех пор, как ты убил человека?
Пять лет, как умерла война и еще несколько минут?
- С днем рожденья.
Какой интересный вопрос. Какой веселый.
- Я без часов. Нахрена тебе время под землей. Его здесь нет. Ты никуда не опаздываешь.
Подведем черту.

Отредактировано Jeremy O'Shea (2011-09-25 00:07:03)

Парень искоса наблюдал за своим безымянным спутником. Есть такая игрушка - человек разумный. И нет ничего любопытнее и сложнее, омерзительнее и проще. Можно вскрыть человеку брюшную полость с надеждой, что он чем-то отличается от остальных. Еще живому, с плотно заткнутым ртом. Крик - тоже улика, его могут услышать. Правда, в наше время, в этом месте - не такая критичная. Кому какое дело, схуя бы там разорались. Пусть орут, а мы будем беречь свои драгоценные жизни. Время героев миновало, как отлив, оставив на берегу обычный мусор, который не принимают никакие моря. А мусора человечество производит массу. Основной продукт жизнедеятельности. А можно вскрыть человеку душу с тем же эффектом.
Джереми замедлил шаг, плавно, медленно, почти незаметно, чуть отстал. Он смотрел. Не скрывая интереса. Почти болезненного. Каким будет твой следующий шаг? Ты понравился мне, парень. По моей шкале ты можешь подняться из грязи. Но пока что ты сделал всего один шаг.
А потом - выбросить руку вперед, поймать за запястье и от волос отвести пальцы, их рвущие. Флаг слова глушит. О, наше знамя свободы, сколько гробов под тобой спрятали, сколько сапог об тебя вытерли. Тише, не плачь.
- Прекрати. - четко, как приказ. В коллекции моих голосов этот один из самых любимых. - мы выйдем на свет. Ты хочешь увидеть небо еще раз? Я хочу. Летнее. Ясное. Синее. Как четвертого июля. И кофе. Душу за чашку. а?
Рассмеялся. Запястья не отпустил. За руку ведет. Можно ли Харону водить за руку своих подотчетных, если Стикс замерз.

Итак, годами ты учишься нападать до того, как в тебе увидели угрозу, нападать и уходить не оставляя следов. Тел. Ошибок. Это прекрасная школа. И постепенно ты забываешь, что такое боль. Забываешь, что ты уязвим. Что ты смертен, как они все.
Поэтому первой твоей реакцией будет удивление.
И даже если нет, если ты привык ходить напряженным, как натянутая струна, ждать от каждой тени удара, то только не так, только не сейчас. И не настолько по-детски.
Джея не побеспокоила поднятая рука. Мало ли реакций в копилке человеческих мозгов. Тысячи нейронов. Импульсы бегут, аксоны, дендриты переключают состояния по щелчку, на синапсах выделяются медиаторы, катализаторы и ингибиторы, карта мозга прекрасна как город ночью с высоты птичьего полета. И мигает точно так же.
Но вот зубы. Боль, даже минимальная, отрезвляет, даже если ты не пьян, даже таких как я. Он медленно развернулся. Правая бровь вскинута. Пальцы сжаты на запястье безымянного. И посмотрел. Остановился. И смотрит. И голос. Мягкий, не насмешливый. Тихий. Приглушенный.
- Как, вкусно?
Вздох.
- Не ешь меня, я тебе еще пригожусь.
А потом - отложенная реакция. Отпустил запястье, резко дернул руку на себя, высвобождая палец. И по губам наотмашь. Хлестко, больно, не со всей силы. Как собаку нашкодившую бьют, когда она в очередной раз сожрала утреннюю газету.
А голос прежний.
- Не делай так больше. Ты служил в морской пехоте. Стыдно.
А глаза смеются.

Ты видел их. Многих и многих. Из тех, кто ломается, бросает оружие и бежит, например с криком, например под пули. Или не находит сил подняться с койки наутро. Или срывается, когда видит сотворенное руками своими, человеческими, или руками своего народа. Тех, кому осталось поскрипывая, качаться на собственном ремне, прилаженном к потолочной балке. Тех, от кого осталось пятно мозгов на стене позади затылка. Реальность слишком сурова, чтобы с ней можно было справится.
Ты видел и других, сохранивших подобие жизни, но потерявшихся в очередной псевдореальности. Наркотики, алкоголь, психотропная панацея от шока и ужаса - так почему бы и нет. Разве ты сам никогда не убегал? Бегство - процесс. Оно оправдано, если удачно. Шок - это естественно. Шок - это по нашему.
Он стоял и смотрел, как корчится сын человеческий, то смеясь, то плача. Равнодушно, как верстовой столб или виселица, скрестив руки на груди. Господи, прости нам слабость наших душ.
Это просто истерика. Очень забавно.
Он подождал с ответом. Десять секунд. Десять секунд тишины, исключая, конечно, эхо от криков, от смеха, от плача. Вспомни их всех. Вспоминай,сука. Клод тоже плакал.
Флаг, натянутый до глаз, почти уравнивал его со смертниками Аллаха, только извращенно. Например, во имя Америки. А взгляд холодны и прямо в глаза.
- Ага. Армагеддон.
Протянул руку. Палец саднит. Пора перчатки менять.
- Вставай, морпех.